Эта статья - обзор экзистенциального подхода к психотерапии и показательных ситуаций из моей практики вызвала в свое время хороший отклик у опытных коллег, а один экзистенциальный терапевт даже спросил моего разрешения использовать ее в качестве обучающего материала.
Наталия Гжебик.
Человек обращается к экзистенциальному психологу, когда ощущает, что в его жизни что-то идет «не так». Он может говорить о полной запутанности жизни, или, наоборот, о пустоте, в которой «ничего не происходит».
В самом начале работы многие клиенты склонны связывать такие переживания с недостаточным развитием определенных личностных качеств или наличием «плохих привычек», от которых намерены освободиться с помощью специалиста.
Лишь намного позднее в терапии человек начинает осознавать, что ощущение полноты жизни в большей степени связано со способом бытия в мире , нежели с личностными характеристиками.
Акценты в экзистенциальной терапии
Р. Кочунас говорит, что экзистенциальная психотерапия сконцентрирована именно на жизни клиента, а не на его личности . Специалист, работающий в данном направлении, не считает, что клиенту во что бы то ни стало необходимо измениться.
Вместо развития слабых личностных сторон и поиска «своего Я», экзистенциальный психолог предлагает человеку глубоко исследовать его жизненную ситуацию , осознать и укрепить индивидуальный способ взаимодействия с задачами жизни. Таким образом, терапевтические изменения появляются, когда человек видит целостность своей жизненной ситуации.
М. обратился к групповой психотерапии, потому, что ощущал общую жизненную неудовлетворенность, которая выражалась в безразличии ко всем занятиям, несмотря на их изначальную привлекательность. Он имел разнообразный профессиональный опыт, но в возрасте тридцати девяти лет все еще сомневался в том, «кем он будет, когда вырастет». Говорил об отсутствии включенности в работу и общение, и объяснял свою трудность нерешительностью.
Поскольку психотерапевтическая группа представляет собой некую модель мира, в которой каждый человек проявляет себя характерным для него в реальности способом, то участник постепенно формирует в группе свою реальную жизненную ситуацию, и с помощью других участников исследует возможные жизненные направления.
Перед вступлением в группу М. хотел получить от меня как ведущей гарантию того, что участие принесет ему пользу в виде освобождения от заявленной трудности.
В процессе работы участники группы заметили, что М. избегает взаимодействовать с другими, как - будто ожидает, что группа обратится к нему лично. Мы увидели, что М. преодолевал свою «нерешительность» в ситуациях, которые зашли «в тупик» и требовали экспертной оценки. В такие моменты М. оживал и с готовностью использовал свой сильный ум, чтобы снизить напряжение в ситуации. Но после того, как конфликт сходил «на нет», М. терял интерес и апатично наблюдал за жизнью группы до следующего острого момента.
Участники помогли М. исследовать ситуацию, которую он создал для себя в группе. Нам стало ясно, что М. тратит огромные внутренние силы на то, чтобы понять, "как все устроено" в группе/ в жизни: какие групповые/жизненные направления более перспективны, чем они могут быть полезны ему лично, имеет ли он право включиться во взаимодействие, если не до конца понимает ситуацию и не способен активно участвовать в ее разрешении.
М. осознал, что старается избежать чувства вины, которое неизбежно возникло бы, если бы он решил включиться в ситуацию не имея четких ориентиров. И ощущал сильное напряжение и дискомфорт, когда опыт другого человека в группе затрагивал его чувства. Внутренняя борьба, которую вел М., почти не оставляла возможностей для спонтанности.
Таким образом стало понятно, почему М. не ощущал жизни - в тридцать девять лет он "все еще не начал жить"! И тот факт, что он обладал мощным интеллектом (который должен был способствовать успеху в «просчете» жизни), никак не помогал улучшению его самочувствия. Для М. прояснились и базовые представления о мире, и способы его взаимодействия с жизненными вопросами, и собственноручно созданные ограничения, которые были связанны с верой в возможность полного понимания жизни, методичной подготовки к ней и получения определенных гарантий.
Так М. пережил в группе то, что называл нерешительностью. Ему предстояло проверить свои жизненные конструкты на реалистичность и внести необходимые коррективы, чтобы начать жить. М. было важно пережить ситуацию «целиком», не концентрируясь только на трудностях, но и исследуя заложенные в ней возможности.
Среди нескольких ярких моментов психотерапии М. выделил опыт завершения группы/жизни для него (формат группы предполагал «внезапное», случайное прекращение активности в группе/смерть). После исключения возможности активно участвовать в работе группы, М. страстно захотел включиться в общение. Самые важные переживания, по словам М., были связаны с осознанием того, как близость с людьми и сама жизнь «ускользает» в то время, пока он пытается постичь ее скрытый смысл.
Цели экзистенциальной психотерапии и консультирования
То, что в жизни возникают трудности - естественно, но чтобы иметь достаточно свободы для выбора своего направления, необходимо составить реальное представление о «карте местности», сопоставляя трудности жизни с ее возможностями. Поэтому, общей целью работы в экзистенциальном подходе выступает приближение к ощущению большей компетентности и свободы, когда человек способен понять значение текущей жизненной ситуации, осознать ограничения и возможности, заложенные в ней и осуществить выбор, который соответствует жизненным приоритетам и ценностям.
Э. Ван Дорцен считает, что человек ощущает свободу, когда он понимает, в какой степени жизнь зависит от него самого и осознает имеющиеся ресурсы . Настоящая вовлеченность в свою жизнь переживается как жизнетворчество, основанное на последовательном воплощении личных смыслов - в противовес ощущению «вынужденности», которое появляется вследствие узкого взгляда на жизнь.
В. вступила в терапевтическую группу в надежде понять, "чего же она хочет на самом деле?». Главная личная трудность В., по ее словам, состояла в том, что она всегда отчаянно хотела любить и быть любимой, но не была готова прилагать какие-либо усилия к этому. Обычно, действовать В. начинала только тогда, когда отношения находились под угрозой разрушения, и сильнейший внутренний дискомфорт приводил к необходимости «спасти» ситуацию. Однако чаще всего бывало уже «слишком поздно», чтобы восстановить отношения, поэтому В. переживала внутреннюю пустоту и потерю смысла.
В группе прояснилось, что В. с самого начала старается заслужить расположение всей группы, считая, что тем самым реализует собственные ценности. Мы увидели, что В. проявляла немалую активность, чтобы завоевать репутацию «души компании» и добиться принятия всеми участниками группы. В группе она поддерживала, в основном, поверхностный уровень общения, предпочитая избегать «трудных» вопросов и конфликтных тем.
Во время переживания в процессе работы группы всеобщей растерянности, В. поспешила принять на себя роль «массовика-затейника» и предложила заполнить образовавшуюся экзистенциальную пустоту с помощью исполнения восточного танца под неуверенные аплодисменты других участников. В. потребовалось около пяти минут, чтобы осознать сложившийся контекст, и ее выступление окончилось слезами.
В. поняла, что все, что она делала в группе вплоть до настоящего момента было вызвано желанием нравиться и быть всеми любимой, несмотря на то, что в самом начале групповой работы В. четко осознавала актуальные потребности и задачи своего участия в группе. В. предпочла проигнорировать собственные нужды и цели психотерапии/жизни в угоду достижению расположения и подтверждению того, что она достойна любви.
Во время исполнения танца В. пришлось увидеть, как «глупо она расходует силы и время», развлекая окружающих и увеличивая бессмысленность в собственной жизни. В. стала понимать, что действовала «не в том направлении», в котором по-настоящему хотела действовать. Вместо усилий честного и открытого самовыражения в присутствии других людей она расходовала свою жизненную энергию на то, чтобы угадать и оправдать чужие ожидания.
И. Ялом подчеркивает, что на определенном этапе групповой психотерапии люди начинают понимать, что жизненные ситуации других участников во многом отражают их собственные трудности. Несмотря на то, что человечество постоянно развивается и каждый из нас уникален, люди сталкиваются с вопросами существования, одинаковыми во все времена.
Рассматриваемые в экзистенциальной терапии темы
Такие базовые вопросы жизни как рождение и смерть, свобода и необходимость, одиночество и зависимость, смысл и пустота - принципиально неразрешимы, но через осмысление этих категорий человек способен почувствовать себя по-настоящему живым . Поэтому, в процессе работы экзистенциальный психолог уделяет особое внимание исследованию общечеловеческих вопросов.
Во время психотерапевтических встреч рассматривается прошлый жизненный опыт, текущее положение дел, а также, желаемое и возможное будущее . Осмысление прошлого опыта приводит к пониманию того, что придает человеку ощущение полноты жизни, анализ текущей ситуации позволяет оценить степень удовлетворенности жизнью, а исследование последствий альтернативных возможностей будущего способствует выбору направления и определению приоритетов.
Процесс экзистенциального консультирования и психотерапии состоит в неспешном размышлении и выражении своих побуждений, желаний, намерений, ценностей и смысла, отношения к жизни в целом . Во время такой работы экзистенциальный психолог отражает способ бытия клиента в «здесь и-сейчас» терапевтической встречи: что человек делает со своей жизнью, каким образом сам себя ограничивает, какую часть правды упускает и как пытается преодолеть дискомфорт.
Психолог старается понять, каким образом его клиент "отвечает" на базовые вопросы человеческого существования, насколько полно он присутствует в своей жизни и что является препятствием к большей вовлеченности в жизнь. Разумеется, данные аспекты трудно прояснить напрямую.
Инструменты исследования в экзистенциальной терапии
Раскрытие характера присутствия человека в жизни осуществляется путем внимательного исследования особенностей взаимодействия клиента с психологом в индивидуальной психотерапии или с другими участниками в терапевтической группе: как человек строит отношения с другими людьми, как понимает их роли, чего ожидает, каким образом выбирает тему для внутреннего исследования и какие задачи ставит перед собой в общении?
Понимание переживания «бытия с другими» раскрывает не только способ отношений со значимыми для клиента людьми, но и характер его «пребывания с собой». То, как человек проявляет себя по отношению к психологу в индивидуальной работе и к участникам группы, отражает ведущие принципы его отношения к себе и миру.
Л. зашел в мой кабинет неуверенно, и в первые же минуты у меня возник образ человека, идущего по "веревочному мостику". Весь облик Л. отражал внутреннюю неустойчивость и сильный страх, но, вместе с тем, в его движениях заключалась мощная инерция, которая заставляла делать большие шаги в направлении воображаемого «берега».
Во время обсуждения целей индивидуальной психотерапии Л. рассказал мне о многочисленных потерях, о парализующей тревоге, об ощущении «тесноты» в жизни, и попросил помощи в том, чтобы «стать более уверенным и обрести твердую почву». Л. хотел верить, что это возможно.
Во время первых встреч Л. избегал смотреть на меня, его голова, чаще всего, была опущена, и он очень внимательно разглядывал пол под ногами. В отношении меня Л. интересовался, в основном, тем, что могло «объективно» отражать мою профессиональную компетентность - возраст, наличие сертификатов и опыт работы с подобными трудностями. Я стала замечать, что Л. контролирует мои попытки привнести в нашу беседу свой личный опыт, как будто старается избежать осознания, что я так же по-человечески уязвима, как и он.
Анализируя отношения со мной, Л. начал осознавать, что всю жизнь он старался «смотреть под ноги», чтобы не оступиться - от страха его мир «сузился» и стал «тесным». Перспектива «поднять голову» и исследовать реальность пугала Л., но казалась неизбежной, поэтому он решился. Он понял, что избегал близости с людьми, потому, что боялся потерять их.
Так Л. столкнулся с тем, что его на самом деле пугало и подтверждения чему он всегда избегал - никто из людей не застрахован от потери, человеческая жизнь очень хрупка, и в ней мало вещей, в которых можно быть полностью уверенным. С помощью образа, который возник у меня, когда мы впервые встретились в моем кабинете, Л. стал осознавать тот факт, что человеческое существование - «веревочный мост», и каждый из нас «балансирует над бездной » .
Экзистенциальная психотерапия по определению требует серьезных эмоциональных и временных вложений. Но человек ощущает пользу в таком предприятии, когда по ходу тщательного пересмотра своей жизни открывает новые способы взаимодействия с другими людьми и миром, определяет свою жизненную позицию и испытывает воодушевление от воплощения собственных ценностей.
Литература.
Э. Ван Дорцен. "Практическое экзистенциальное консультирование и психотерапия". Ассоциация экзистенциального консультирования. 2007 г.
Р. Кочунас. Экзистенциальная терапия в группах.
И. Ялом. Класс. 2004 г.
Можно усмотреть две основные причины экзистенциальной пустоты, поражающей человека. Первая - способность чувств “уставать”. Феноменологически это означает, что ни одно чувство не может длиться безгранично или повторяться неограниченно. Можно устать от любви, от удовольствий, от страха, даже от боли (боль притупляется…). Как говорил А. С. Пушкин, “никакое состояние не является лучшим, разнообразие благостно для души”.
Экзистенциальность переживаний означает их напряжённость, явленность, выставленность. Они выводят из небытия. Но чем они держатся и держат бытие? Только собственной энергией, которая, по-видимому, истощима. Подобно тому, как тело в состоянии неустойчивого равновесия стремится к равновесию, к покою, так и переживание из напряжённости и выявленности стремится в равновесие, в покой, в небытие, где ничто ничему не мешает быть или не быть. Это и есть усталость чувств. Она родственна (если провести эмпирическую аналогию) усталости бодрствования. Засыпание человека - впадание в небытие. По-видимому, человеку необходимо впадать в небытие, “зарядиться” там и вернуться в бытие. Это касается и каждого отдельного чувства. Будучи длительно явленным, переживание “устаёт” быть и склоняется к небытию. В средней норме угасание одного чувства сопровождается возбуждением, выявлением другого. Происходит как бы “кипение” чувств. И это - жизнь, полная значимостей; если же “кипение чувств” прекращается, жизнь опустошается, обеззначивается.
Другой источник экзистенциальной пустоты - синкретизм переживаний. Только что сказанное выше неверно понимать так, что переживания выявляются “поодиночке”, “по очереди”. Феноменальный мир переживаний многообразен и синкретичен, множество чувств сосуществуют, смешиваясь, накладываясь друг на друга, взаимодействуя. Испытывая боль, я одновременно испытываю страдание или (и) стыд в связи с этой болью. Желание чего-либо может быть смешано со страхом этого, или со стыдом, или с предвкушаемой радостью обладания и т. д. Помимо подобного “наложения”, происходят также мгновенные переключения, придающие переживаниям виртуальность . Крайним случаем является смешение и переключение взаимоисключающих переживаний: например, гнев и жалость (к про-
винившемуся ребёнку), любовь и ненависть, боль и наслаждение и т. п. В этом случае возникает особое состояние души, называемое смятением чувств, и желание разобраться в своих чувствах. “Разборку чувств” производит разум, он хочет понять: какое из противоположных чувств “настоящее”, которому отдать предпочтение? Однако мышление фантомно переживанию. Разум может оценить чувство, но не может этого сделать по законам самого чувства. Поэтому его выбор - любой! - всегда будет неадекватным. Если мы, подчиняясь решению разума, “подавляем” какое-то чувство (т.е. действуем вопреки этому чувству), то имеем какие-то следствия. И мы никогда не можем знать, что было бы, если бы мы сделали противоположный выбор. Сожаление о сделанном выборе - обычное дело в таких ситуациях. Это, однако, не значит, что “разум ошибся”. Просто у разума нет средств адекватно судить о чувствах, так как все чувства в момент их выявленности - настоящие, все они придают значимость и бытийность данностям, их окраску. Вмешательство разума - попытка переделать бытие согласно некоторым нормам. Она, однако, не может устранить кипение чувств. Значит ли это, что не следует разбираться в чувствах? Ни в коем случае, просто потому, что мы не в состоянии себе это приказать. Мышление так же реально есть, и оно по природе (о чём ниже) не может не вмешиваться в жизнь переживаний, смятение чувств неизбежно сопровождается их “разборкой”, возникает “гамлетизм” - “быть или не быть, вот в чём вопрос”. И если эта разборка продолжается долго, чувства во взаимном столкновении притупляются, как сабли в сражении. Так может возникнуть экзистенциальная пустота: объект противоположных чувств утрачивает значимость - и положительную, и отрицательную ‑ и исчезает для меня.
Итак, вместе с переживанием (при наличии переживаемого созерцания) возникает как бы “блок” в сознании: связка созерцания-переживания и эпифеномен в виде значимости. Значимость не является феноменом. Она как таковая не переживается (в гуссерлевском смысле), но она есть, наличествует в самом феномене того или другого из дуальных переживаний. Она не просто значимость, а значимость вот этого именно созерцания, т.е. она есть эпифеномен блока созерцание-переживание. В качестве эпифеномена этого блока наличествую и я как созерца-
ющий и переживающий. Именно в нём и через него возникает “чувство самого себя”. Интерпретируя Кантово понятие личностности, связанное с идеей “почитания” морального закона, М. Хайдеггер в (219) задаётся вопросом “об общей сущности чувства вообще” (поскольку “почитание” - очевидное чувство, переживание в нашей терминологии). И вот его ответ: “чувствование - это обладание чувством к..., и как таковое одновременно - себя-чувствование чувствующего. Способ, каким себя-чувствование выявляет, ... позволяет быть самости, всегда сущностным образом соопределяется характером того, в отношении чего чувствующий в себе-чувствовании имеет чувство” (219, с. 90). Это принципиальная онтологическая характеристика того, что мы рассматриваем как опыт переживания. Отметим только, что, с нашей точки зрения, себя-чувствование как самость соопределяется не характером (как у Хайдеггера), а лишь фактом чувствования к чему-либо (и даже не только к присутствию в созерцании).
Фундаментальное онтологическое значение переживаний (называя их настроениями, - тоска, радость, любовь) Хайдеггер связывает также с тем, что они “приоткрывают сущее в целом”, вызывают ощущение себя посреди сущего в целом. Это - фундаментальное событие нашего бытия (216, с. 20). Крайняя форма подобного “настроения” - ужас - ставит нас перед Ничто.
Таким образом, значение переживаний в сознании (для становления полноты и целостности сознания) заключается в том, что они наполняют сознание знбчимостями, формируют самость как ещё-не-отрефлектированное-Я. А этим определяется их экзистенциальное значение: их наличие есть действительность самочувствующего бытия в мире экзистенциально значимого присутствия. Однако в блоке созерцания-переживания ещё нет рефлексивного Я и, соответственно, противостоящего ему мира вещей и отношений. Это возможно только в цельном сознании, которое предполагает ещё и опыт мышления. Переживания образуют “значимостный горизонт” жизненного мира сформировавшейся личности.