К истокам Руси. Народ и язык. Академик Трубачёв Олег Николаевич.
Славянский и балтийский
Важным критерием локализации древнего ареала славян служат родственные отношения славянского к другим индоевропейским языкам и прежде всего – к балтийскому. Принимаемая лингвистами схема или модель этих отношений коренным образом определяет их представления о местах обитания праславян. Например, для Лер-Сплавинского и его последователей тесный характер связи балтийского и славянского диктует необходимость поисков прародины славян в непосредственной близости к первоначальному ареалу балтов. Неоспоримость близости языков балтов и славян подчас отвлекает внимание исследователей от сложного характера этой близости. Впрочем, именно характер отношений славянских и балтийских языков стал предметом непрекращающихся дискуссий современного языкознания, что, согласимся, делает балто– славянский языковой критерий весьма ненадежным в вопросе локализации прародины славян. Поэтому сначала необходимо хотя бы кратко остановиться на самих балто-славянских языковых отношениях.
Сходства и различия
Начнём с лексики, как с важнейшей для этимологии и ономастики составляющей. Сторонники балто-славянского единства указывают на большую лексическую общность между этими языками – свыше 1600 слов . Кипарский аргументирует эпоху балто-славянского единства общими важными инновациями лексики и семантики: названиями «голова», «рука», «железо» и др. Но железо – самый поздний металл древности, отсутствие общих балто-славянских названий более древней меди (бронзы) наводит на мысль о контактах эпохи железного века, то есть последних столетий до нашей эр ы (ср. аналогию кельтско-германских отношений ). Новообразования же типа «голова», «рука» принадлежат к часто обновляемым лексемам и тоже могут относиться к более позднему времени . Вышеупомянутый «аргумент железа» уже до детальной проверки показывает шаткость датировки выделения праславянского из балто-славянского временем около 500 год до н. э.
Существует немало теорий балто-славянских отношений. В 1969 г. их насчитывали пять:
1) балто-славянский праязык
(Шлейхер);
2) независимое, параллельное развитие
близких балтийских и славянских диалектов (Мейе);
3) вторичное сближение балтийского и славянского
(Эндзелин);
4) древняя общность,
затем длительный перерыв и новое сближение (Розвадовский);
5) образование славянского из периферийных диалектов балтийского
(Иванов – Топоров).
Этот перечень неполон и не совсем точен. Если теория балто-славянского праязыка или единства принадлежит в основном прошлому, несмотря на отдельные новые опыты, а весьма здравая (2) концепция независимого развития и вторичного сближения славянского и балтийского
, к сожалению, не получила новых детальных разработок, то радикальные теории, объясняющие главным образом славянский из балтийского,
переживают сейчас свой бум. Впрочем, было бы неверно возводить их все к теории под номером 5, поскольку ещё Соболевский выдвинул теорию о
славянском, как соединении иранского языка -х и балтийского языка -с
[Соболевский А.И.
Что такое славянский праязык и славянский пранарод? // Известия II Отд. Росс. АН, 1922, т. XXVII, с. 321 и cл.].
Аналогично объяснял происхождение славянского Пизани – из прабалтийского с иранским суперстратом [Pisani V. Baltisch, Slavisch, Iranisch // Baltistica, 1969, V (2), S. 138 – 139.].
По мнению Лер-Сплавинского, славяне – это западные протобалты с наслоившимися на них венетами [Lehr-Splawinski Т. О pochodzeniu i praojczyznie Slowian. Poznan, 1946, с. 114]. По Горнунгу, наоборот – сами западные периферийные балты оторвались от «протославян «[Горнунг Б.В. Из предыстории образования общеславянского языкового единства. М., 1963, с. 49.].
Идею выделения праславянского из периферийного балтийского, иначе – славянской модели как преобразования балтийского состояния, выдвигают работы Топорова и Иванова[Иванов В.В., Топоров В.Н. К постановке вопроса о древнейших отношениях балтийских и славянских языков. В кн:. Исследования по славянскому языкознанию. М., 1961, с. 303; Топоров В.Н. К проблеме балто-славянских языковых отношений. В кн.: Актуальные проблемы славяноведения (КСИС 33-34). М., 1961, с. 213].
Эту точку зрения разделяют ряд литовских языковедов. Близок к теории Лер-Сплавинского, но идёт ещё дальше Мартынов, который производит праславянский из суммы западного протобалтийского с италийским суперстратом – миграцией XII века до н. э. (?) – и иранским суперстратом. [Мартынов В.В. Балто-славяно-италийские изоглоссы. Лексическая синонимия. Минск, 1978, с. 43; Он же. Балто-славянские лексико-словообразовательные отношения и глоттогенез славян. В кн.: Этнолингвистические балто-славянские контакты в настоящем и прошлом. Конференция 11 – 15 дек. 1978 г.: Предварительные материалы. М., 1978, с. 102; Он же. Балто-славянские этнические отношения по данным лингвистики. В кн.: Проблемы этногенеза и этнической истории балтов: Тезисы докладов. Вильнюс, 1981, с. 104 – 106].
Немецкий лингвист Шаль предлагает комбинацию: балтославяне = южные (?) балты + даки . Нельзя сказать, чтобы такой комбинаторный лингвоэтногенез удовлетворял всех. В.П. Шмид, будучи жарким сторонником «балтоцентристской» модели всего индоевропейского, тем не менее считает, что ни балтийский из славянского, ни славянский из балтийского, ни оба – из балто-славянского объяснить нельзя. Методологически неудобными, ненадежными считает как концепцию балто-славянского единства, так и выведение славянских фактов из балтийской модели Г. Майер.
Довольно давно замечено наличие многочисленных расхождений и отсутствие переходов между балтийским и славянским, выдвигалось мнение о балто-славянском языковом союзе с признаками вторичного языкового родства и разного рода ареальных контактов. [Трост П. Современное состояние вопроса о балто-славянских языковых отношениях. В кн.: Международный съезд славистов. Материалы дискуссии. Т. II. М., 1962, с. 422; Бернштейн С.Б. // ВЯ, 1958, № 1, с. 48 – 49.]
За этими контактами и сближениями стоят глубокие внутренние различия . Ещё Лер-Сплавинский, выступая с критикой произведения славянской модели из балтийской, обращал внимание на неравномерность темпов балтийского и славянского языкового развития [Лep-Сплавинский Т. [Выступление]. В кн.: IV Международный съезд славистов. Материалы дискуссии. Т. II. М., 1962, с. 431 – 432].
Балто-славянскую дискуссию следует настойчиво переводить из плана слишком абстрактных сомнений в «равноценности» балтийского и славянского,
в одинаковом количестве «шагов», проделанных одним и другим, чего, кажется, никто и не утверждает, – переводить в план конкретного сравнительного анализа форм, этимологии слов и имён.
Фактов накопилось достаточно, в чём убеждает даже беглый взгляд.
Глубокие различия балтийского и славянского очевидны на всех уровнях.
На лексико-семантическом уровне эти различия обнаруживают древний характер. По данным «Этимологического словаря славянских языков» (ЭССЯ) (сплошная проверка вышедших вып. 1 – 7), такие важнейшие понятия,
как «ягненок», «яйцо», «бить», «мука», «живот», «дева», «долина», «дуб», «долбить», «голубь», «господин», «гость», «горн (кузнечный)», выражаются разными словами в балтийских и славянских языках.
Список этот, разумеется, можно продолжить, в том числе на ономастическом уровне (этнонимы, антропонимы).
Элементарны и древни различия в фонетике.
Здесь надо отметить передвижение балтийских рядов чередования гласных в противоположность консервативному сохранению индоевропейских рядов аблаута в праславянском. Совершенно независимо прошла в балтийском и славянском сатемизация
рефлексов палатальных задненебных, причём прабалтийский рефлекс и.-е. k – sh, неизвестный праславянскому, проделавшему развитие k > с > s . Найти здесь «общую инновацию системы согласных» элементарно невозможно, и недавняя попытка Шмальштига прямо соотнести sh в слав. pishetb -«пишет» (из sj!) и sh в литов. pieshti -«рисовать» должна быть отвергнута как анахронизм.
Ещё более красноречивы отношения в морфологии.
Именная флексия в балтийском более архаична, чем в славянском, впрочем, и здесь отмечаются праславянские архаизмы вроде род. п. ед. ч. *zheny < *guenom-s
[Топоров В.Н.
Несколько соображений о происхождении флексий славянского генитива. In: Bereiche der Slavistik. Festschrift zu Ehren von J. Hamm. Wien, 1975, c. 287 и cл., 296].
Что же касается славянского глагола, то его формы и флексии в праславянском архаичнее и ближе индоевропейскому состоянию, чем в балтийском. [Топоров В.Н. К вопросу об эволюции славянского и балтийского глагола // Вопросы славянского языкознания. Вып. 5. М., 1961, с. 37]. Даже те славянские формы, которые обнаруживают преобразованное состояние, как, например, флексия 1-го л. ед. ч. наст. времени -o (< и.-е. о + вторичное окончание -m?), вполне самобытные славянские и не допускают объяснения на балтийской базе. Р
аспределение отдельных флексий резко отлично, ср., например, -s– как формант славянского аориста, а в балтийском – будущего времени [Мейе А. Общеславянский язык. М., 1951, с. 20.]. Старый аорист на -e сохранён в славянском (мьн-?), а в балтийском представлен в расширенных формах (литов. minejo) [Курилович Е. О балто-славянском языковом единстве // Вопросы славянского языкознания. Вып. 3. М., 1958, с. 40.].
Славянский перфект *vede, восходящий к индоевропейскому не редуплицированному перфекту *uoida(i), – архаизм без балтийского соответствия . Славянский императив *jьdi — «иди» продолжает и.-е. *i-dhi, неизвестное в балтийском.
Славянские причастия на -lъ имеют индоевропейский фон (армянский, тохарский); балтийский не знает ничего подобного . [Мейе А. Общеславянский язык. М., 1951, с. 211].
Целую проблему в себе представляют флексии 3-го л. ед. – мн. ч., причём славянский хорошо отражает форманты и.-е. -t: -nt, полностью отсутствующие в балтийском ; если даже считать, что в балтийском мы имеем дело с древним не включением их в глагольную парадигму, то тогда в славянском представлена ранняя инновация, связывающая его с рядом индоевропейских диалектов, за исключением балтийского. Ясно, что славянская глагольная парадигма – это индоевропейская модель, не сводимая к балтийскому. [Иванов Вяч. Вс. Отражение в балтийском и славянском двух серий индоевропейских глагольных форм: Автореф. дис. на соискание уч. ст. окт. филол. наук. Вильнюс, 1978].
Реконструкция глагола в славянском имеет большую глубину, чем в балтийском.
[Савченко А.Н.
Проблема системной реконструкции праязыковых состояний (на материале балтийских и славянских языков) // Baltistica, 1973, IX (2), c. 143].
Что касается именного словообразования
, то на его глубокие отличия как в балтийском, так и в славянском обращали внимание и сторонники, и противники балто-славянского единства. [Эндзелин И.М.
Славяно-балтийские этюды. Харьков, 1911, с 1.].
Поздние балты в верхнем Поднепровье
После такой краткой, но как можно более конкретной характеристики балто-славянских языковых отношений, естественно, конкретизируется и взгляд на их взаимную локализацию.
Эпоха развитого балтийского языкового типа
застает балтов, по-видимому, уже в местах, близких к их современному ареалу, то есть в районе верхнего Поднепровья. В начале I тыс. н. э.
там, во всяком случае, преобладает балтийский этнический элемент [Топоров B.Н., Трубачев О.Н.
Лингвистический анализ гидронимов верхнего Поднепровья. М., 1962, c. 236]. Считать, что верхнеднепровские гидронимы допускают более широкую – балто-славянскую – характеристику, нет достаточных оснований, равно как и искать ранний ареал славян к северу от Припяти.
Развитый балтийский языковой тип – это система форм глагола с одним презенсом и одним претеритом, что весьма напоминает финские языки.
[Pokorny J.
Die Trager der Kultur der Jungsteinzeit und die Indogermanenfrage. In: Die Urheimat der Indogermanen, S. 309. Автор указывает на глагольную систему финского
(один презенс – один претерит) в связи с упрощением системы времени в германском. О финском субстрате теперешнего балтийского ареала см. Prinz J.
// Zeitschrift fur Balkanologie, 1978, XIV, S. 223.].
После этого и в связи с этим можно привести мнение о гребенчатой керамике как вероятном финском культурном субстрате балтов этой поры
; здесь же уместно указать за структурные балто-финские сходства в образовании сложных гидронимов со вторым компонентом «-озеро»
прежде всего. Ср. литов. Aklezeris
, Baltezeris,
Gudezeris
, Juodozeris,
Klevzeris
,
лтш. Kalnezers
, Purvezers,
Saulezers
и другие сложения на —ezeris, -upe, -upis
«финского» типа
, ср. Выгозеро, Пудозеро, Топозеро
на Русском Севере. [Топоров B.Н., Трубачев О.Н.
Лингвистический анализ гидронимов верхнего Поднепровья. М., 1962, с. 169 – 171.].
Подвижность балтийского ареала
Но к балтийскому ареалу мы должны подходить с тем же мерилом подвижности (см. выше), и это весьма существенно, поскольку ломает привычные взгляды в этом вопросе («консервативность» = «территориальная устойчивость»). При этом вырисовываются разные судьбы этнических балтов и славян по данным языка.
Балто-дако-фракийские связи III тыс. до н. э. (славянский не участвует)
«Праколыбель» балтов не извечно находилась где-то в районе Верхнего Поднепровья или бассейна Немана, и вот почему. Уже довольно давно обратили внимание на связь балтийской ономастической номенклатуры с древней индоевропейской ономастикой Балкан. Эти изоглоссы особенно охватывают восточную – дако-фракийскую часть Балкан , но касаются в ряде случаев и западной – иллирийской части Балканского полуострова . Ср. фрак. Serme – литов. Sermas, названия рек, фрак. Kerses – др.-прусск. Kerse, названия лиц; фрак. Edessa , название города, – балт. Ведоса, верхне-днепровский гидроним, фрак. Zaldapa – литов. Zeltupe и др. [Топоров В.Н. К фракийско-балтийским языковым параллелям. В кн.: Балканское языкознание. М., 1973, с. 51, 52.]
Из апеллативной лексики
следует упомянуть близость рум. doina — песня —
автохтонный балканский элемент, – литов. daina — «песня»
[Pisani V.
Indogermanisch und Europa. Mimchen, 1974, S. 51]. Особенно важны для ранней датировки малоазиатско-фракийские соответствия балтийским именам,
ср. выразительное фрак. Prousa
, название города в Вифинии – балт. Prus-, этноним
[Топоров В.Н.
К фракийско-балтийским языковым параллелям. II // Балканский лингвистический сборник. М., 1977, с. 81 – 82.].
Малоазиатско-фракийско-балтийские соответствия могут быть умножены, причем за счет таких существенных, как Kaunos, город в Карии, – литов. Kaunas [Топоров В.Н. К древнебалканским связям в области языка и мифологии. В кн.: Балканский лингвистический сборник. М., 1977, с. 43; Топоров В.Н. Прусский язык. Словарь. I – К. М., 1980, с. 279]. Priene, город в Карии, – литов. Prienai, Sinope, город на берегу Чёрного моря , – литов. Sampe < *San-upe, название озера.
Затронутые фракийские формы
охватывают не только Троаду, Вифинию
, но и Карию
. Распространение фракийского элемента в западной и северной части Малой Азии
относится к весьма раннему времени, вероятно, II тыс. до н. э.
, поэтому можно согласиться с мнением относительно времени соответствующих территориальных контактов балтийских и фракийских племен – примерно III тыс. до н. э
. Нас не может не интересовать указание, что славянский в этих контактах не участвует
.
Раннюю близость ареала балтов к Балканам
позволяют локализовать разыскания, установившие присутствие балтийских элементов к югу от Припяти,
включая случаи, в которых даже трудно различить непосредственное участие балтийского или балкано-индоевропейского – гидронимы Церем, Церемский, Саремский
< *serma
-[Трубачев О.Н.
Названия рек Правобережной Украины. М., 1968, c. 284].
Западно-балканские (иллирийские) элементы необходимо также учитывать, особенно в Прикарпатье, на верхнем Днестре , как и их связи с балтийским. [Топоров В.Н. Несколько иллирийско-балтийских параллелей из области топономастики. В кн.: Проблемы индоевропейского языкознания. М., 1964, с. 52. и сл.].
БАЛТИЙСКИЕ ЯЗЫКИ, ветвь индоевропейской языковой семьи, включающая следующие языки: литовский, латышский, прусский (или древнепрусский, исчезнувший во второй половине 17 в.), куршский (на котором когда-то говорили в Курляндии; исчез ок. 1600), земгальский (на котором говорили в течение всего Средневековья в бассейне рек Муша и Лиелупе) и селонский (распространенный в эпоху Средневековья в районе Даугавпилса). Куршский, земгальский и селонский были впоследствии поглощены литовским и латышским. С точки зрения сравнительной индоевропейской грамматики, наибольший интерес из балтийских языков представляют литовский и прусский. Прусский язык – единственный представитель западно-балтийских языков, остальные пять относятся к восточно-балтийским. Живыми балтийскими языками пользуются в настоящее время ок. 5 млн. человек, из них ок. 3 млн. говорящих на литовском языке, ок. 2 млн. – на латышском.
Между языками балтийской группы имеются некоторые существенные различия. В литовском и латышском имеется отсутствующий в протобалтийском дифтонг ie , которому в прусском соответствует ei или ai ; индоевропейские ā долгое и ō долгое совпали в прусском, а в восточно-балтийских языках они частично продолжают различаться; протобалтийские сочетания tj и dj превратились в прусском в t и d , а в восточно-балтийских языках перешли, соответственно, в č и dž в литовском и в š и ž в латышском; n в позиции перед s сохранилось в прусском и исчезло в восточно-балтийских языках; средний род существительных исчез в восточно-балтийских, но сохранился в прусском. Тем не менее между восточной и западной подгруппами нет абсолютно четкой границы: в ряде отношений литовский обнаруживает сходство с прусским в противоположность латышскому; куршский язык представляет собой своего рода промежуточное звено между восточной и западной подгруппами. Протобалтийские š и ž сохранились только в литовском языке – во всех остальных они перешли, соответственно, в s и z . Унаследованное из протобалтийского свободное ударение осталось в литовском и прусском.
В целом балтийские языки образуют самостоятельную группу, занимающую промежуточное положение между славянскими и германскими языками, и обладают некоторыми признаками, объединяющими их с теми и с другими. Общим со славянскими языками (и противопоставляющим обе эти группы германской) является эффект индоевропейских велярных палатальных согласных, которые изменились в литовском в š и ž , в латышском, прусском и славянских языках – в s и z , а в германских языках сохранились в виде велярных (см . КЕНТУМ VS. САТЭМ ЯЗЫКИ). С другой стороны, между балтийскими и славянскими языками имеется важное различие, касающееся судьбы конечного -s : в славянских языках оно было утрачено, в то время как в балтийских сохранилось. Кроме того, по-разному развивалась глагольная система; вторичная палатализация согласных, существенным образом определившая фонетический облик славянских языков, в балтийских языках была гораздо слабее. В том, что касается судьбы индоевропейского вокализма, а также числительных, балтийские языки оказываются ближе к германским, чем к славянским языкам.
Прародина балтийских народов находилась, по-видимому, несколько восточнее нынешней территории Литвы и Латвии. Начиная с 6 или 7 в. н.э. под натиском славян они вынуждены были сдвинуться на запад, потеснив обитавшие там финно-угорские народы.
Балтийские языки — группа индоевропейских языков. Б. я. полнее сохраняют древнюю индоевропейскую языковую систему, чем другие современные группы индоевропейской семьи языков. Существует точка зрения, согласно которой Б. я. представляют собой остаток древней индоевропейской речи, сохранившейся после выделения из этой семьи других индоевропейских языков. Внутри группы древних индоевропейских диалектов Б. я. тяготеют к её восточной части (индоиранские, славянские и другие языки), языкам «сатем» (тем, в которых индоевропейские заднеязычные палатальные представлены в виде сибилянтов). Вместе с тем Б. я. участвуют в ряде инноваций, характерных для так называемых центральноевропейских языков. Поэтому целесообразно говорить о промежуточном (переходном) статусе Б. я. в континууме древних индоевропейских диалектов (показательно, что Б. я. являются как раз той зоной, в которой «сатемизация» осуществилась с наименьшей полнотой среди других языков группы «сатем»). Особенно близки Б. я. к славянским языкам. Исключительная близость этих двух языковых групп (в ряде случаев можно говорить о диахроническом подобии или даже тождестве) объясняется по-разному: принадлежностью к одной группе индоевропейских диалектов, находившихся в близком соседстве и переживших ряд общих процессов, продолжавших ещё тенденции индоевропейского развития; относительно поздним территориальным сближением носителей Б. я. и славянских языков, обусловившим конвергенцию соответствующих языков, в результате которой выработались многие общие элементы; наличием общего балто-славянского языка, предка Б. я. и славянских языков (наиболее распространённая точка зрения); наконец, исконным вхождением славянских языков в группу Б. я., из которых они выделились относительно поздно (на южной периферии балтийского ареала), с этой точки зрения Б. я. выступают как предок славянских языков, сосуществующий во времени и пространстве со своим потомком. Тесные генетических связи объединяют Б. я. с древними индоевропейскими языками Балкан (иллирийским, фракийским и другими).
Ареал распространения современных Б. я. ограничивается восточной Прибалтикой (Литва, Латвия, северо-восточная часть Польши — Сувалкия, частично Белоруссия). В более раннее время Б. я. были распространены и в южной Прибалтике (в её восточной части, на территории Восточной Пруссии), где до начала 18 в. сохранялись остатки прусского языка, а восточное, видимо, и ятвяжского. Судя по данным топонимии (особенно гидронимии), балтизмам в славянских языках, археологическим и собственно историческим данным, в 1-м тыс. — начале 2-го тыс. н. э. Б. я. были распространены на обширной территории к югу и юго-востоку от Прибалтики — в Верхнем Поднепровье и вплоть до правых притоков верхней Волги, Верхнего и Среднего Поочья (включая западную часть бассейна реки Москва и территории современного города Москва), реки Сейм на юго-востоке и реки Припять на юге (хотя бесспорные балтизмы отмечены и к югу от неё). Можно говорить о балтийском элементе и к западу от Вислы — в Поморье и Мекленбурге, хотя происхождение этих балтизмов не всегда ясно. Ряд топономастических изоглосс объединяет балтийский ареал с Паннонией, Балканами и Адриатическим побережьем. Особенности ареала распространения Б. я. в древности объясняют следы языковых контактов балтов с финно-уграми, иранцами, фракийцами, иллирийцами, германцами и т. д.
Современные Б. я. представлены литовским языком и латышским языком (иногда особо выделяют и латгальский язык). К числу вымерших Б. я. относятся: прусский (Восточная Пруссия), носители которого утратили свой язык и перешли на немецкий язык; ятвяжский (северо-восток Польши, Южная Литва, смежные районы Белоруссии — Гродненщина и др.; остатки его существовали, видимо, до 18 в.), некоторые следы которого сохранились в речи литовцев, поляков и белорусов названного ареала; куршский (на побережье Балтийского моря в пределах современных Литвы и Латвии), исчезнувший к середине 17 в. и оставивший следы в соответствующих говорах латышского, а также литовского и ливского языков [не следует смешивать язык куршиев с языком так называемых курсениеков (Kursenieku valoda), говором латышского языка, на котором говорили в Юодкранте на Куршской косе]; селонский (или селийский), на котором говорили в части Восточной Латвии и на северо-востоке Литвы, о чём можно судить по документам 13-15 вв.; галиндский (или голядский, на юге Пруссии и, видимо, в Подмосковье, на реке Протва), о котором можно судить только по небольшому количеству топонимического материала, локализуемого в Галиндии (по документам 14 в.) и, вероятно, в бассейне Протвы (ср. «голядь» русской летописи). Остается неизвестным название языка (или языков) балтийского населения на восточнославянских территориях. Несомненно, однако, что языки ятвягов (они же судавы, ср. Судавию как одну из прусских земель) и галиндов (голяди) были близки прусскому и, возможно, являлись его диалектами. Они должны быть отнесены вместе с прусским языком к числу западнобалтийских языков в отличие от литовского и латышского (как восточнобалтийских). Возможно, правильнее говорить о языках внешнего пояса балтийского ареала (прусский на крайнем западе, галиндский и ятвяжский на крайнем юге и, возможно, на востоке), противопоставленных относительно компактному ядру языков «внутренней» зоны (литовский и латышский), где существенны «кросс-языковые» линии связей (например, нижнелитовских и нижнелатышских, соответственно верхнелитовских и верхнелатышских диалектов). Б. я. внешнего пояса рано подверглись славизации, целиком вошли в состав субстрата в польском и восточнославянских языках, полностью растворившись в них. Характерно то обстоятельство, что именно эти Б. я. и соответствующие племена раньше всего стали известны античным писателям (ср. «айстиев» Тацита, 98 н. э.; балтийское население южного побережья Балтийского моря, «галиндов» и «судинов» Птолемея, 2 в. н. э.). Общее название индоевропейских языков Прибалтики как балтийских было введено в 1845 Г. Г. Ф. Нессельманом.
Фонологическая структура Б. я. определяется рядом общих черт, реализующихся примерно на одном и том же составе фонем (число фонем в литовском несколько больше, чем в латышском). Система фонем в литовском и латышском (и, видимо, прусском) описывается общим набором дифференциальных признаков. Существенны противопоставления палатальных и непалатальных (типа k’ : k, g’ : g, n’ : n; в литовском языке объём этого противопоставления намного больше, чем в латышском), простых согласных и аффрикат (c, ʒ, č, ʒ̆). напряжённых и ненапряжённых (e: æ, i: ie, u: o); фонемы f, x (также c и dz в литовском или dž в латышском) периферийны и встречаются, как правило, в заимствованиях. Важно сходство в организации просодического уровня Б. я., притом что ударение в литовском языке свободное, а в латышском стабилизировано на начальном слоге (финноязычное влияние). Гласные фонемы различаются по долготе — краткости (ср. латыш. virs ‘над’ — vīrs ‘муж’ или литов. butas ‘квартира’ — būtas ‘бывший’). Интонационные противопоставления характерны и для литовского, и для латышского, хотя реализуются они в конкретных условиях различно [ср. латыш. plãns ‘глиняный пол’ (длит. интонация) — plâns ‘тонкий’ (прерывистая интонация); laũks ‘поле’ (длительная) — laùks ‘белолобый’ (нисходящая); литов. áušti ‘остывать’ (нисходящая) — aũšti ‘светать’ (восходящая) и т. п.]. Правила дистрибуции фонем в Б. я. относительно едины, особенно для начала слова (где допускается скопление не более трёх согласных, ср. str-, spr-, spl-, skl-…); дистрибуция согласных в конце слова несколько сложнее из-за утраты конечных гласных в ряде морфологических форм. Слог может быть как открытым, так и закрытым; вокалический центр слога может состоять из любой гласной фонемы и дифтонгов (ai, au, ei, ie, ui).
Для морфонологии глагола характерно количеств, и качеств, чередование гласных, имени — передвижения акцента, мена интонаций и т. п. Максимальный (морфологический) состав слова описывается моделью вида: отрицание + префикс + … + корень + … + суффикс + … + флексия, где префикс, корень и суффикс могут появляться больше чем один раз (иногда можно говорить и о сложной флексии, например, в местоименных прилагательных, ср. латыш. balt-aj-ai. Наиболее типичные ситуации «удвоения»: видовой префикс pa + «лексический» префикс; корень + корень в сложных словах [обычно они двучленны, но состав их частей-корней разнообразен: Adj. + Adj./Subst., Subst. + Subst./Vb., Pronom. + Subst./Adj.)., Numer. (счётный) + Subst./Numer., Vb. + Subst./Vb., Adv. + Subst./Adj./Adb.], суффикс + суффикс (чаще всего в следующем порядке: суффикс объективной оценки + суффикс субъективной оценки). Б. я. обладают исключительным богатством суффиксального инвентаря (особенно для передачи уменьшительности — увеличительности, ласкательности — уничижительности).
Для морфологической структуры имени в Б. я. характерны категории рода (мужского и женского со следами среднего, особенно в одном из известных диалектов прусского языка), числа (единственного — множественного; известны примеры двойственного числа), падежа (номинатив, генитив, датив, аккузатив, инструменталис, локатив, всем им противопоставлена особая звательная форма; влияние финно-язычного субстрата объясняет существование в литовских диалектах форм аллатива, иллатива, адессива), сложенности/несложенности (прежде всего в прилагательных — полные и краткие формы, но иногда и в других классах слов), градуальности (3 степени сравнения в прилагательных). В склонении существительных различаются 5 типов основ — условно на -o-, -a-, -i-, -u- и на согласный. Наряду с именным типом склонения выступает и местоименный тип, играющий особую роль в склонении прилагательных. Для глагола помимо категории числа существенны: лицо (1-е, 2-е, 3-е), время (настоящее, прошедшее, будущее), наклонение (изъявительное, условное, желательное, повелительное; в латышском языке развились долженствовательное и пересказывательное наклонения, очевидно, под влиянием финноязычного субстрата), залог (действительный, возвратный, страдательный). Различия по виду (включая все оттенки протекания действия — начинательность, терминативность, итеративность и т. п.) и по каузативности/некаузативности целесообразнее рассматривать как факты словообразования. Парадигма глагола отличается простым устройством, чему способствует нейтрализация противопоставления по числам в формах 3-го лица (в некоторых диалектах, например в тамском, нейтрализовано и противопоставление по лицам), которые могут иногда выражаться нулевой флексией, и особенно наличие единой (в принципе) схемы флексий, описывающей личные формы глагола в изъявительном наклонении. Разные сочетания личных форм вспомогательного глагола с причастными порождают многообразные сложные типы времен и наклонений.
Синтаксические связи между элементами предложения в Б. я. выражаются формами словоизменения, несамостоятельными словами и примыканием. Ядро предложения — имя в номинативе + глагол в личной форме. Каждый из этих двух членов может отсутствовать (например, при отсутствии глагола возникают именные фразы) или развертываться (так, группа имени может развертываться в прилагательное + существительное, или существительное + существительное, или предлог + существительное или местоимение и т. д.; группа глагола развертывается в глагол + наречие, личный глагол + личный глагол и т. п.). Эти правила развертывания могут применяться больше чем один раз. Реализация их связана, в частности, и с порядком слов во фразе. Так, обычно группа глагола следует за группой имени в номинативе; в группе личного глагола-несвязки группа имени не в номинативе следует за личным глаголом-несвязкой; в группе имени все падежные формы следуют за именем в генитиве, если они связаны с ним (это правило обладает высокой степенью вероятности и существенно в связи с тем, что генитив в Б. я. способен выражать самые различные синтаксические отношения — практически почти все, кроме тех, которые свойственны номинативу; отсюда — исключительная роль генитива в синтаксических трансформациях).
Подавляющее большинство семантических сфер в литовском и латышском языках (также и в прусском) обеспечивается исконной лексикой индоевропейского происхождения. Это позволяет в целом ряде случаев говорить о практически едином словаре Б. я. Особенно полное соответствие наблюдается в составе словообразовательных элементов, служебных слов, местоименных элементов, главных семантических сфер (числительные, имена родства, части тела, названия растений, животных, элементов пейзажа, небесных тел, элементарных действий и т. п.). Различия в этой области относятся, скорее, к числу исключений (ср. литов. sūnus ‘сын’, прус. soūns, но латыш. dēls; или литов. duktė ‘дочь’, прус. duckti, но латыш. meita; или литов. duona ‘хлеб’, латыш. maize, прус. geits; или литов. akmuo ‘камень’, латыш. akmens, но прус. stabis и т. п.). Очень велика лексическая общность Б. я. со славянскими языками. Она объясняется как общим происхождением и архаичностью обеих языковых групп, так и значит, пластом славянских заимствований в Б. я. (термины социально-экономического и религиозного характера, бытовая и профессиональная лексика и т. п.). Немалое число германизмов проникло в литовский и особенно в латышский язык (в последнем, чаще по говорам, значителен и слой заимствований из финно-угорских языков). Многие лексические интернационализмы проникли в Б. я. не только непосредственно из языка-источника, но и через русский, польский или немецкий языки.
Литература
Топоров В. Н., Балтийские языки, в кн.: Языки народов СССР, т. 1, М., 1966.
Augstkalns A., Mūsu valoda, viņas vēsture un pētītāji, Rīga, 1934.
Ozols A., Tautas dziesmu literatūras bibliogrāfija, Rīga, 1938.
Ozols A., Veclatviešu rakstu valoda, Riga, 1965.
Niedre J., Latviešu folklora, Rīga, 1948.
Endzelīns J., Baltu valodu skaņas un formas, Riga, 1948.
Endzelīns J., Darbu izlase, t. 1-4, Rīga, 1971-85.
Fraenkel E., Die baltischen Sprachen. Ihre Beziehungen zu einander und zu den indogermanischen Schwesteridiomen als Einfu»hrung in die baltische Sprachwissenschaft, Hdlb., 1950.
Grabis R., Pārskats par 17. gadsimta latviešu valodas gramatikām, в кн.: Valodas un literatūras Institūta Raksti, V, Rīga, 1955, с. 205-66.
Būga K., Rinktiniai raštai, I-III, Vilnius, 1958-62 (особый том — указатели).
Grīsle R., 17. gadsimta gramatikas kā latviešu valodas vēstures avots, там же, VII, 1958, с. 245-55.
Zemzare D., Latviešu vārdnīcas (līdz 1900 gadam), Rīga, 1961.
Stang Chr. S., Vergleichende Grammatik der baltischen Sprachen, Oslo — Bergen — Tromsø, 1966.
Schmalstieg W. R., Studies in Old Prussian, The Pennsylvania State University Press, 1976.
Sabaliauskas A., Lietuvių kalbos tyrinėjimo istorija iki 1940 m., Vilnius, 1979.
Sabaliauskas A., Lietuvių kalbos tyrinėjimo istorija, 1940-1980, Vilnius, 1982.
Gineitis L., Lietuvių literatūros istoriografija, Vilnius, 1982.
Kabelka J., Baltų filologijos i;vadas, Vilnius, 1982.
Jonynas A., Lietuvių folkloristika, Vilnius, 1983.
Sabaliauskas A., Baltų kalbų tyrinėjimai 1945-1985, Vilnius, 1986.
В. Н. Топоров
БАЛТИЙСКИЕ ЯЗЫКИ
(Лингвистический энциклопедический словарь. — М., 1990. — С. 64-65)
В балтийскую группу (название принадлежит Г.Г.Ф. Нессельману, 1845) включают языки латышский, литовский, прусский. Языки этой группы полнее сохраняют особенности древней и.-е. языковой системы, чем другие современные группы и.-е. семьи языков. Объясняют это по-разному:
По мнению одних, балтийские языки представляют собой остаток древней индоевропейской речи, сохранившейся после выделения из неё других языков.
Другие, учитывая участие балтийских языков в инновациях, свойственных для так называемых центрально-европейских языков, а также наименьшую полноту сатемизации среди языков группы satem, балтийским языкам приписывают промежуточный (переходнывй) статус.
Балтийские языки особенно близки к славянским. Возможны разные трактовки:
Изначальная принадлежность к одной группе и.-е. диалектов, находившихся в близком соседстве и переживших ряд общих процессов в русле тенденций и.-е. развития.
Более позднее территориальное сближение носителей балтийских и славянских языков, обусловившее их конвергенцию, результатом которой явились многие общие элементы.
Наличие общего балто-славянского языка-предка и балтийских, и славянских языков (наиболее распространённая точка зрения).
Относительно позднее вычленение славянских языков из балтийской группы (на южной периферии балтийского ареала), так что группа балтийских языков оказывается предком славянской группы, сосуществующим во времени и пространстве со своим потомком.
Балтийские языки генетически тесно связаны с палеобалканскими и.-е. языками (иллирийским, фракийским и др.).
Современные балтийские языки распространены в восточной Прибалтике (Литва, Латвия, северо-восточная часть Польши -- Сувалкия, частично Белоруссия). В более раннее время они были распространены и на востоке южной Прибалтики (территория Восточной Пруссии), где до начала 18 в. сохранялись остатки прусского языка, а ещё восточнее ятвяжского языка. Данные топонимии (особенно гидронимии), балтизмы в славянских языках, археологические и собственно исторические данные свидетельствуют о том, что в 1-м тыс. -- начале 2-го тыс. н.э. балтийские языки были распространены в Верхнем Поднепровье и вплоть до правых притоков Верхней Волги, до Верхнего и Среднего Поочья (включая западную часть бассейна р. Москва и территорию гор. Москвы), до р. Сейм на юго-востоке и до р. Припять на юге, к западу от Вислы -- в Поморье и Мекленбурге.
Особенности ареала распространения балтийских языков в древности объясняют следы языковых контактов балтов с финно-уграми, иранцами, фракийцами, иллирийцами, германцами и т.д.
Современные балтийские языки представлены литовским и латышским (иногда выделяют и латгальский). К числу вымерших балтийских языков относятся прусский (до 18 в.; Восточная Пруссия), ятвяжский, или судавский (до 18 в.; северо-восток Польши, южная Литва, смежные районы Белоруссии), куршский (до середины 17 в.; на побережье Балтийского моря в пределах современных Литвы и Латвии), селонский, или селийский (документы 13--15 вв.; часть восточной Латвии и северо-восток Литвы), галиндский, или голядский (в русских летописях "голядь"; документы 14 в.; южная Пруссия и, вероятно, бассейн р. Протвы). часто противопоставляют литовский и латышский как восточнобалтийские всем только что названным языкам как западнобалтийским. Точнее говорить о наличии компактного ядра языков "внутренней" зоны (литовский и латышский) и и о языках внешнего пояса балтийского ареала: прусском на крайнем западе, галиндском и ятвяжском на крайнем юге и востоке). Языки внешнего пояса подверглись германизации и славянизации.
Античные писатели упоминали некоторые из балтийских племён: айстии у Тацита, галинды и судины у Птолемея.
Особенности балтийских языков:
в фонетике: существенны противопоставления палатализованных и непалатализованных, простых согласных и аффрикат, напряжённых и ненапряжённых, долгих и кратких гласных; наличие интонационных противопоставлений; возможность скопления до 3 согласных в начале слога; наличие закрытых и открытых слогов;
в морфологии: использование у глагола количественного и качественного чередования гласных; у имён передвижения ударения, мены интонаций; богатство суффиксального инвентаря; остатки среднего рода; 2 числа; 7 падежей, включая инструменталис, локатив и вокатив), в литовских диалектах под влиянием финно-угорского субстрата аллатив, иллатив, адессив; полные и краткие формы прилагательных; 3 степени градуальности; 5 типов основ у существительных; различение у прилагательного именного и местоимённого типов склонения; наклонения изъявительное, условное, желательное, повелительное, а в латышском восходящие к финно-угорскому субстрату долженствовательное и пересказывательное; залоги действительный, возвратный, страдательный; многообразные типы времён и наклонений;
в синтаксисе: предшествование генитива другим падежам в цепочке имён;
в лексике: большинство слов из исконной и.-е. лексики; практически единый словарь балтийских языков; значительная общность балтийской и славянской лексики; заимствования из языков финно-угорских, немецкого, польского, русского.
БАЛТИЙСКИЕ ЯЗЫКИ, ветвь индоевропейских языков. По данным топонимии, наличию балтизмов в славянских языках, археологическим и собственно историческим данным (смотри в статье Балты), в 1-м - начале 2-го тысячелетия нашей эры балтийские языки были распространены на обширной территории к югу и юго-востоку от Прибалтики - в Верхнем Поднепровье и вплоть до правых притоков верхней Волги, Верхнего и Среднего Поочья (включая западную часть бассейна реки Москва и территорию современного г. Москва), река Сейм на юго-востоке и река Припять на юге (балтизмы отмечены и к югу от неё). Можно говорить о балтийском элементе и к западу от Вислы - в Поморье и Мекленбурге, хотя происхождение этих балтизмов не всегда ясно. Особенности ареала балтийских языков в древности объясняют следы языковых контактов балтов с финно-уграми, иранцами, фракийцами, иллирийцами, германцами и др.
Балтийские языки включают: живые литовский язык и латышский язык и иногда особо выделяемый латгальский язык (восточная Прибалтика - Литва, Латвия, северо-восточная часть Польши, частично Белоруссия), вымершие прусский язык (до 18 века в Восточной Пруссии; его носители пруссы перешли на немецкий и литовский языки), ятвяжский язык (судавский; северо-восток Польши, Южная Литва, смежные районы Белоруссии - Гродненщина и др.; остатки его существовали до 18 века, а некоторые следы сохранились в речи литовцев, поляков и белорусов названного ареала), куршский язык (побережье Балтийского моря в пределах современной Литвы и Латвии; исчез к середины 17 века и оставил следы в соответствующих говорах латышского и литовского языков), земгальский язык (юг Средней Латвии и Северная Литва; исчез к концу 15 века, оставив следы в латышском и литовском говорах), селонский язык (селийский; на нём говорили на юго-востоке Латвии и на северо-востоке Литвы; засвидетельствован в документах 13-15 века), галиндский язык (о нём можно судить лишь по топонимическому материалу, локализуемому на юге Пруссии), голядский язык (на севере Калужской области и в Подмосковье - на реке Протва; о нём можно судить по топонимическим данным, следам в русских говорах, названию племени голядь, упоминаемому в русских летописях 11-12 века) и другие языки балтийского населения восточнославянских территорий (известные только по данным топонимики). Прусский, ятвяжский, галиндский и, видимо, куршский языки составляют западную подгруппу балтийских языков (ятвяжский и галиндский, возможно, были диалектами прусского), латышский, литовский, земгальский и селонский языки - восточную. Возможно, правильнее выделять языки так называемого внешнего пояса балтийского ареала (прусский и куршский на крайнем западе, галиндский и ятвяжский на крайнем юге и, возможно, на востоке), противопоставленные языкам так называемые внутренние зоны (латышскому и литовскому), сформировавшимся в результате конвергенции близкородственных наречий в пределах средневековых государств. Балтийские языки внешнего пояса рано подверглись славизации, целиком вошли в состав субстрата в польском и восточнославянском языках, полностью растворившись в них.
Балтийские языки полнее, чем другие современные группы индоевропейских языков, сохраняют древнюю индоевропейскую языковую систему. В соответствии с одной из точек зрения, они - остаток древней индоевропейской речи, сохранившейся после выделения из этой семьи других языков. Внутри группы древних индоевропейских диалектов балтийские языки тяготеют к так называемым языкам сатем (тем, в которых индоевропейские заднеязычные палатальные представлены в виде сибилянтов), хотя в балтийских языках сатемизация осуществилась с наименьшей полнотой. Особенно близки балтийские языки к славянским языкам. Эта близость объясняется по-разному: принадлежностью к одной группе индоевропейских диалектов, находившихся в близком соседстве и переживших ряд общих процессов, продолживших тенденции индоевропейского развития; относительно поздним территориальным сближением носителей балтийских и славянских языков, обусловившим их конвергенцию, в результате которой выработались многие общие элементы; наличием общего балто-славянского языка - предка балтийского и славянского языков (наиболее распространённая точка зрения); исконным вхождением славянских языков в группу балтийских языков, из которых они выделились относительно поздно. Тесные генетические связи объединяют балтийские языки с древними индоевропейскими языками Балкан (с иллирийским языком, фракийским языком и др.).
Фонологическая структура балтийских языков характеризуется рядом следующих общих черт. Система фонем в литовском и латышском (их число в латышском несколько меньше, чем в литовском) и, видимо, в прусском описывается общим набором дифференциальных признаков. Существенны противопоставления палатальных и непалатальных (типа k’ :k, n’:n), про-стых согласных и аффрикат (с, ?, с?, ??), напряжённых и ненапряжённых (е:ае, i:i?e, u:o); фонемы f, х (а также с и?dz в литовском и d?z в латышском) встре-чаются, как правило, в заимствованиях. Важно сходство в организации просодического уровня балтийских языков, притом, что ударение в литовском языке свободное, а в латышском стабилизировано на начальном слоге. Гласные фонемы различаются по долготе-краткости. Характерны интонацион-ные противопоставления и дифтонги (ai, au, ei, ie, ui).
Для морфонологии глагола характерно количественное и качественное чередование гласных, имени - передвижения акцента, мена интонаций и т.п. Балтийские языки обладают исключительным богатством суффиксального инвентаря (особенно для передачи уменьшительности - увеличительности, ласкательности - уничижительности).
Для морфологической структуры балтийских языков характерны категория рода (мужской и женский со следами среднего, особенно в одном из известных диалектов прусского языка), числа (единственного - множественного; известны примеры двойственного числа), падежа (номинатив, генитив, датив, аккузатив, инструменталис, локатив, звательная форма; влияние финноязычного субстрата объясняет существование в литовских диалектах форм аллатива, иллатива, адессива), сложенности-несложенности (прежде всего в прилагательных - полные и краткие формы), градуальности (3 степени сравнения у прилагательных). В склонении существительных различаются 5 типов основ - на -о-, -а-, -i-, -u- и на согласный. Наряду с именным типом склонения выступает и местоименный тип, играющий особую роль в склонении прилагательных. Для глагола существенны категории числа, лица (1-е, 2-е, 3-е), времени (настоящее, прошедшее, будущее), наклонения (изъявительное, условное, желательное, повелительное; в латышском языке развились долженствовательное и пересказывательное наклонения, очевидно под влиянием финноязычного субстрата), залога (действительный, возвратный, страдательный). Различия по виду и по каузативности-некаузативности целесообразнее рассматривать как факты словообразования. Разные сочетания личных форм вспомогательного глагола с причастными порождают многообразные сложные типы времён и наклонений.
Синтаксические связи в балтийском предложении выражаются формами словоизменения, несамостоятельными словами и примыканием. Ядро предложения - «имя в номинативе + глагол в личной форме». При обычном порядке слов группа глагола следует за группой имени в номинативе; в группе имени все падежные формы следуют за именем в генитиве, если они связаны с ним (это правило особенно существенно в связи с тем, что генитив в балтийских языках способен выражать почти все синтаксические отношения, кроме свойственных номинативу; отсюда - исключительная роль генитива в синтаксических трансформациях).
Лексика латышского, литовского и прусского языков исконного индоевропейского происхождения. Очень велика лексическая общность балтийских языков со славянскими языками, объясняемая как общим происхождением и архаичностью обеих языковых групп, так и значительным пластом славянских заимствований в балтийских языках. В литовском языке и особенно в латышском языке много германизмов, в латышском (особенно по говорам) значителен слой заимствований из финно-угорских языков; многие лексические интернационализмы проникли в балтийские языки не только непосредственно, но и через русский, польский или немецкий языки.
Об истории изучения балтийских языков смотри в статьях Балтистика, Латышский язык. Литовский язык, Прусский язык.
Лит. смотри при статьях Балтистика, Латышский язык, Литовский язык, Прусский язык.